Дождь всё не кончается, но жизнь идёт. Ленчик что-то рисует.
Изредка под ливнем пробегают торопящиеся по делам взрослые, на телах — мокрые холщовые рубахи в облипочку, саронги, замотанные наподобие штанов, и самптоты, платья ярких цветов, богато орнаментированные вышивкой, короткие кофты со стоячим воротником и юбки-син с узором из разноцветных ниток.
Ленни, подойдя ко мне, обняла и прижалась к спине — теплая и уютная.
И опять в моей любимой чёрной майке!
Нет, ну почему все женщины так любят напяливать на себя мужские рубашки, футболки и майки! Трусы, что характерно, не берут. Боятся, что ли? Надо будет предложить.
— Держи, — девушка вложила мне в руку тяжёлый согретый шар. — Как ты думаешь, а могут там жить аборигены?
— Как знать, — пожал я голыми плечами, — без визита не определить... Майку мою отдавай, захватчица!
— Обойдёшься, чувак, ты закалённый Сибирью, сам хвастался, — легко увернулась от моих рук Zicke, и тут же резко поменяла тему разговора. — Вот бы к этому южному материку сплавать! Хочу в серьёзную экспедицию с нормальным проверенным экипажем, и чтобы на полгода, а то и на год.
— А наш экипаж пойдёт?
— Наш лучший!
Вот именно.
Мне много, что хочется и не хочется.
Не хочется уезжать из этих краёв, ведь только прижились, перезнакомились, влились в коллектив и в ситуацию. Почти привыкли к обычаям и кухне. А какие тут угодья! А какой антураж... Жизнь в Шанхае кипит во всем своём культурном многообразии.
Вчера по приезду из Нью-Дели мы застали на перекрёстке Мейн-стрит и Зелёного переулка своеобразное музыкальное представление. Небольшой местный оркестрик исполнял самый настоящий национальный рэп, послушав который, я уже через пять минут стал сомневаться в первичном авторстве этого стиля хамовато-разгильдяйских черных парней из Бронкса. Оказалось, что это древние лаосские песни-речитативы "лам", в Таиланде известные под именем "лук тхунг". Это для местных то же самое, чем некогда для белых являлся шансон изначальный — наивная и трогательная любовная лирика.
Из музыкальных инструментов наиболее интересен самобытный уникальный губной "кхен", собранный из нескольких бамбуковых трубочек, такого, как говорят, ни у кого больше нет. В уличном ансамбле имеются флейты и двухструнная скрипка типа камбоджийской, небольшие барабаны и гонги, непременный ксилофон и мудрёный инструмент "кон вон" — шестнадцать маленьких бронзовых гонгов на подковообразной раме. Настоящий малый лаосский оркестр, осовремененный аккордеоном.
Проехать по улице в это время невозможно, сразу собирается толпа слушателей.
Ранним вечером в шанхайских дворах можно увидеть представления своеобразного кустарного "театра теней", для юных восторженных зрителей из соседних дворов. Нехитрые сценки разыгрывают взрослые, как правило, родители-хозяева. Но зайти и посмотреть может кто угодно из взрослых.
У детей свои игры, а за городом на футбольном поле вечером постоянно гоняют мяч взрослые.
Хорошо здесь.
И всё-таки, хочется путешествовать.
Да... Снарядить бы судно, забить трюмы всем нужным в долгой и трудной дороге, и рвануть на юг, к новым, неоткрытым землям. Но для такой экспедиции нужна поддержка Державы. Как и само её незримое присутствие за спиной. Флаг!
Помните, что я говорил о мотивациях. Ради чего ехать? Ради России.
Однако, при таких непоседливых желаниях что мне прикажете делать со своей "спасательной" функцией? Сидеть сиднем в каком-нибудь "восстановленном" замке и наращивать тугой жирок на животе? Страшно представить такое унылое будущее, разве что на пенсии.
Ленни убрала миниатюрный глобус в тумбочку, положив его в чехол рядом с "ушастым" футляром, накинула поверх моей майки легкое хлопчатое платье, купленное на местном рынке, и с полотенцем отправилась вниз — туалетов и душа на этажах заведения нет в принципе, все удобства на улице.
Гуркхи заглянули к нам почти сразу за Джаем, торжественно вручили мне страшноватый приз и прямо отсюда поехали сторожить "Клевер". Ладно, спасибо за подарок и признание, это горские ритуальные дела, привыкну к "сувениру", не выкидывать же... Тем более, что я теперь как бы "гуркха", член общины, уважаемый человек. Джай собирается, по поручению Субедара, мне гуркхускую татуировку нанести, и здесь он мастер.
Так что, нормальный сувенир, в духе местных обычаев. Но специальный тренчик, приклепанный к обратной стороне блестящей красноватой "фасолины", таки добил меня — это что бы я его на поясе носил, мало ли, вдруг придётся показать в приличном обществе во время тихого светского разговора. Средство оживить беседу.
— Чувак, там твои заказные "корзины" принесли! — возвестила Zicke, на ходу вытирая мокрую голову.
Почему они всегда говорят "твои"? Сама ведь на круизёре ездить будет...
— Чёрные такие, блестящие, старик с мальчишками.
— Старик чёрный и блестит? — умело сострил я.
— Дурак, — сразу надулась Ленни.
А че, не прикольно?!
— Майку давай, на улицу пойду, — не стал спорить я.
— Зачем тебе майка, там дождь льёт, как из ведра!
Какова логика, а!
Внизу, возле маленького вьетнамского мастера, заявившегося в сопровождении трёх мальчишек в возрасте от десяти до лет двенадцати, и сейчас выступающих в роли помощников, уже пританцовывал Пельмеш.
Готовые багажники лежали на расстеленном под тентом полиэтилене.